Приближаясь вечером к станице Богоявленской, услышали звуки нарастающего боя. Движение из станицы все больше напоминало бегство. В нашу сторону помчалась полуторка, из нее взволнованный офицер, срываясь на крик, сообщил, что в станице немецкие танки, и нам необходимо гнать стадо обратно в Николаевскую. Мы слабо поверили, потому что офицер был тыловиком и явно под хмельком. За полночь ввернулись назад в Николаевскую. От нашей роты остались повар, ротный старшина, нас трое и еще человек 12 солдат и сержантов, уцелевших после Богоявленского боя. Не осталось ни одного офицера. В Николаевской было много кухонь, но кормить было некого. Многие ходили, перекликались, искали своих, многие из отступивших находились под хмельком». «Полки нашей дивизии утром 9 января вошли в станицу Богоявленскую и в соседний хутор Кастырский. В них каким-то образом в руки наших войск попала колонна из 28 немецких автомашин с продовольствием (в т. ч. коньяк и сухие вина), с рождественскими подарками для окруженных под Сталинградом немецких войск. Деблокирование не состоялось, и колонна автомашин следовала с отступающими немцами. Бойцы бросились «разгружать» немецкие автомашины». (Е.П. Анкудинов. «Хроники».) Далее, в воспоминаниях ветерана Великой Отечественной войны описывается, как солдаты набивали продуктами свои вещмешки, сумки из-под противогазов. Некоторые ПТРовцы выбросили патроны для противотанковых ружей и набивали продуктами подсумки. И это не удивительно, когда полевые кухни отстают от передовой, в домах местных жителей практически нет пропитания, а намерзшийся и уставший солдат, голодая несколько дней, внезапно видит пропитание, зная, что завтра – снова в бой и когда еще придётся поесть? Конечно, в тот момент он может забыть об опасности... Вот только два эпизода о скудном питании красноармейцев при наступательных операциях, когда отстают тыловые части снабжения и кухни: «Утром 4 января еще в темноте вышли на берег Дона напротив ст. Цимлянской. До нас реку форсировали танки. По ним стреляли. Во льду от снарядов было много воронок, и поверх льда образовался водный поток глубиной около метра. Полк наш форсировал реку пешком по воде.

В скрытые под водой воронки попадали люди, кони. Слышались крики людей и ржание коней. В Цимлянске меня послали на поиски чего-нибудь из еды. Ни жителей, ни продуктов я не нашел – все подчистили, наверное, вошедшие раньше нас танкисты... ...Нашли у хозяйки банку свиного смальца со шкварками. Правда, он был не первой свежести, с душком, но другого не было. А перед этим получили вместо хлеба муку, и делай с ней что хочешь. Вот смалец нам и пришелся кстати. Размешали в котелке муку с водой, набрали сухих стеблей травы «перекати поле», («позаимствовали» у местных жителей, это было основное топливо и довольно дефицитное), развели костерок и на саперной лопатке принялись печь блины…». (Е.П. Анкудинов «Хроника», 2011 г.) В своих мемуарах П.К. Кошевой вспоминает о героических боевых действиях командира полка П.П. Ткаченко (принявшего командование полком в сентябре 1942 года на Ленинградском направлении, о его героических боях и победах над врагом в декабре 1942 года в Нижне-Кумском), который делал все быстро, правильно, всегда был в веселом расположении духа. Комполка Ткаченко не мог допустить халатности и промаха, либо какая-то информация не доходила до командования дивизией. Нарушения дисциплины в полку с употреблением спиртного в период боевых действий имело место еще 25-го декабря, когда один из командиров батальона позволил «расслабиться» своим подчиненным и основная часть батальона была практически вырезана немцами. «Немцы просто закалывали спящих штыками, не трогая только тех, кого принимали за мертвых. Кстати, среди таких «мертвых» оказался и командир батальона. Ротный приказал нам тащить этого м... в штаб. Мы сдали в штаб пьяного комбата и бегом в роту». (Е.П. Анкудинов. «Хроника».) Понятно, что после боевых действий солдаты могли рассчитывать на разрешённые «наркомовские». (Согласно распоряжения Сталина от 22.08.1941 г., о выдаче каждому бойцу на передовой 100 граммов водки). Однако некоторые бойцы, по воспоминаниям ветеранов, могли употребить и большее количество спиртного, забрав у тех, кто его не употреблял, или добавить местное спиртное, а после 200-300 грамм водки уставшему и голодному человеку потерять бдительность было очень просто. Возможно, немцы специально оставляли транспорт, набитый продуктами и спиртным. А потом, по сообщению кого-то из местных, приходили и добивали уснувших.

Но факт нарушения дисциплины был налицо и глупая смерть сотен людей тоже. Подобные случаи были и на других территориях освобождения РККА. (В вышеупомянутом х. Трофимове). Согласно приказа № 0883 от 13.11.1942 года «О выдаче водки войсковым частям действующей армии с 25.11.1942 года»: А. По 100 гр. на человека в сутки – подразделениям частей, ведущих непосредственно боевые действия... Б. По 50 гр. на человека в сутки – полковым и дивизионным резервам... 6. Установить лимит расхода водки для фронтов с 25.11 по 31.12 1942 г.: Юго-западный – 478000, Донской – 544000, Сталинградский – 407000, Закавказский: вино – 1200000 (по 200 гр. крепкого или 300 гр. сухого).» При эксгумации воинов Красной Армии в первом неучтенном захоронении у станицы Богоявленской поисковиками отрядов «Поиск» и «Донской» были найдены останки разрушившихся от времени подсумков с истлевшими винтовочными патронами, патронами для пистолетов ТТ и ПТР. С годами люди забыли, где реально существовали захоронения, поскольку памятных знаков на месте оставшихся захоронений уже давно нет. Да и прежние неверные сообщения, что все останки перенесены в одну братскую могилу, способствовали тому, что реальные могилы остались, как и в войну, на месте канав для сточных вод. Вот в таких условиях патроны превратились в комки ржавчины с зелеными промежутками от окиси латуни, покрытые слоем войлока шинелей или трухой тканей морских бушлатов и другой одежды. И только при разделении этой массы можно было в глубине комка обнаружить части пороха, пули и остатки от гильз. Такая же ситуация и с документами и фотографиями, хранившимися у убитых воинов. Часто попадались фрагменты истлевших документов и несколько фотографий в корочках карманных зеркал, кусках истлевших тканей, в голенищах сапог, в разрушенных железных портсигарах. Попадались остатки инструкций по применению стрелкового и артиллерийского оружия, газет, папиросных пачек и другие предметы быта, практически не сохранившиеся до наших дней. Это подтверждало, что данным захоронением занималось гражданское население при оккупантах. Эти солдаты и офицеры при жизни были с боеприпасами и не забивали подсумки спиртным, а вели бои с противником. Часть подсумков – со следами пробоин от крупнокалиберных пуль и осколков.

В этом же захоронении найден скелет с очками на черепе. Очки очень похожи на очки батальонного комиссара Глезарова. (Бытовые предметы солдат, остатки ремней и части очков сданы в музей Богоявленской школы). Форма самого захоронения напоминала что-то вроде «песочных часов», только с загнутым в сторону верхом. Да и глубина колебалась от двух с половиной до четырех метров. Второе захоронение, найденное ранее другими поисковиками, но не эксгумированное до конца, было более компактное, и среди останков практически не было документов. Иногда попадались предметы быта, истлевшие на 60-70% бритвы, перочинные ножи и даже с десяток кухонных ножей, много морских пуговиц, раскрытые или пустые «смертные медальоны ». И практически отсутствовали патронташи. Из этого можно сделать вывод, что захоронение было более организовано, а форма могилы была более ровной, хотя останки воинов лежали тоже по-разному. Это и понятно, если тела убитых свозили с полей уже замерзшими. Перед захоронением убитых, видимо, обыскивали и забирали документы и боеприпасы (патронташи). Это захоронение делалось явно после освобождения станицы, примерно в середине января 1943 года, что и подтверждают сестры Мария и Зинаида Костромины, принимавшие участие в захоронении. Они и рассказывали, что сюда свозили не только целые трупы, но и найденные останки разорванных снарядами и раздавленных немецкими танками тел. Вот почему останки одного воина перемешивались с останками другого, что усложняло поисковикам задачу собрать скелет убитого солдата и части его вещей. Медальоны с листками (вкладышами) со сведениями о военнослужащих были введены «Положением о персональном учете потерь и погребений личного состава РККА», согласно приказа НКО № 138 от 15.03.1941 года. 17.11.42 г. вышел приказ за № 376 о снятии со снабжения медальонов с пергаментными вкладышами. [119] По ряду причин, из-за суеверий, бойцы часто не заполняли «медальоны смертников». И при нахождении сегодня останков солдат и офицеров РККА, не единичны случаи нахождения поисковиками пустых медальонов или медальонов с пустым бланком. Из воспоминаний М.Д. Костроминой: «После боя в х. Кастырке, в станицу Богоявленскую на пересыльный пункт привезли офицера РККА, где он и находился дня два. Он был, очевидно, тяжело ранен, поскольку над ним двое суток сидела медсестра. А через два-три дня после освобождения хутора Кастырки тело офицера отвезли туда же и захоронили на бугре возле хуторского кладбища. (Возможно, это был майор П.П. Ткаченко). По воспоминаниям З.Д. Ермаковой, госпиталь в станице был в доме Ивана Стефановича Ковалева. ...Далее из воспоминаний Анкудинова: «Оставшиеся рассказывали, что известие о захваченных немецких автомашинах, наполненных деликатесами, дошло до тыловиков, и те, нарушая уставной порядок, ринулись к продуктам. Возможно, все прошло бы хорошо, но внезапно появились немецкие танки с автоматчиками на броне и началась паника. Немецкие танки практически не стреляли, но гужевые повозки и кухни тыловиков в суматохе нарушили наземную проволочную связь с артполком. Многие ПТРовцы, загрузив патронташные сумки продуктами, не оказали никакого сопротивления. Не встречая на своем пути противодействия, немцы просто давили бойцов танками. Командир второй роты лейтенант Лава с группой наших автоматчиков завязал бой с немецкими автоматчиками, но количество наступающих немцев явно превосходило. Раненного лейтенанта эсесовцы закололи штыками. (Гвардии лейтенант Семен Адольфович Лава, командир первой роты автоматчиков 70-го стрелкового полка посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени). Позднее стало известно, что немецкий полковник, командовавший Константиновской переправой, на время восстановления переправы выслал навстречу наступающей 24-й Гвардейской стрелковой дивизии подошедшую сильно потрёпанную в боях с нашими танками немецкую танковую группу, оставшуюся практически без боеприпасов, с ограниченным запасом горючего. Было принято решение ценой гибели танковой бригады задержать наступление РККА на подступах к поселку Константиновскому.» Из воспоминаний В.И. Кожановой: «Убитых из полка Ткаченко было много, пленных собрали в конюшне. Мы к ним ходили, кидали кусочки хлеба, они были настолько голодные, что моментально расхватывали их. Уличные бои были не долгие. Пришли бойцы в шинелях. Двое зашли в летнюю кухню, их там так и убили. После того, как немцы согнали нас в Куликовку для отправки в Германию, наши четыре дня бились за хутора, пока кто-то не повел их вокруг Куликовки». До утра 17 января стояли в Николаевской, получая пополнение. Утром вошли в ст. Богоявленскую. И направились искать тело своего лейтенанта Лавы. Вечером, сгребая солому для подстилки на ночлег, обнаружили тела мертвых, полусожженных, с обрывками бинтов трупов. Это были наши раненые, которых немцы не успели сжечь до конца. Позднее, в 1970 году, при встрече ветеранов с председателем сельсовет Петром Константиновичем Чесноковым, стало известно, что раненых солдат и офицеров немцы не нашли, но их выдала старуха, жительница станицы. Немцы добили раненых и пытались сжечь. Одному раненому удалось спастись, он и поведал о предательстве. К сожалению, старуха до 1970 года не дожила». Пополнялась дивизия за счет подростков призывного возраста, добровольцев и окруженцев, которые оставались на оккупированной территории. С 24-й гвардейской дивизией 70-го СП ушли освобождать Россию и наши земляки: из Цимлянского района – Василий Тюменев, из Константиновского – Михаил Варламов, и в первую батарею 50-го артполка ушла санинструктором Мария Назарьева из Николаевского района, и другие. В книге «Бронированный кулак вермахта» Фридриха Вильгельма фон Меллентина есть описание одного события тех дней, одного из сражений 11-й танковой дивизии с гвардейцами Красной Армии: «Мы имели приказ объединить под своим командованием 6-ю и 11-ю танковые дивизии и восстановить фронт севернее и западнее Тацинской. В канун Рождества русские овладели крупным аэродромом западнее станицы, где базировались самолеты, доставлявшие грузы окруженным войскам. 6-я танковая дивизия имела задачу контратаковать севернее Тацинской и закрыть брешь в линии фронта, закрыв пути отхода прорвавшимся гвардейцам. Генерал Бальк уничтожил окруженные войска, либо взял в плен. Против оперативной группы Холлидт, оборонявшейся на реке Чир, русские бросили три армии. Южнее Дона остатки 4-й танковой армии генерала Гота были выбиты из Котельниково и отброшены к р. Сал. Перед Манштейном стояла исключительно сложная стратегическая проблема, и он сумел ее решить, идя на риск и умело перебрасывая свои небольшие резервы». Часть этих танков давила красноармейцев в коммуне им. Калинина и в хуторе Кастырском. По результатам поиска неучтенных могил и перезахоронения останков на территории Константиновского района, действительно, во втором неучтенном захоронении, вскрытом поисковиками в мае 2013 года, были останки обгоревших шинелей, обуви, обгоревших и переломанных костей. Конечно, был смертельный бой между Богоявленской и Кастырским, скорее всего, в вечернее время, потому как днём не заметить приближающиеся танки не могли. И факт нарушения дисциплины, видимо, был тоже, о чем упоминает ветеран 70-го полка 24-й гвардейской дивизии и многие местные жители – свидетели того ужасного боя. Попавших в плен немецкие танкисты тоже раздавили танками. Потому и потери со стороны гвардейцев были немалые. Полк практически перестал существовать. В первом захоронении были раздавленные каски, черепа и много останков от патронов для ТТ. Очевидно, в этом захоронении было много убитых офицеров. Судя по воспоминаниям старожилов донских хуторов и станиц, в годы оккупации были и предатели, но местных патриотов было все же гораздо больше. «В годы войны мы жили в станице Богоявленской над дорогой (Шахты – Цимлянск). Мама, Мария Дмитриевна Ефимова, перед оккупацией закончила военные курсы в поселке Константиновском и собиралась на фронт, но что-то помешало. Она у нас была хорошим организатором. Когда немцы по тракту проводили пленных красноармейцев, она с несколькими женщинами и с подростками возила вдоль дороги бочки с водой. Пока женщины пытались напоить пленных, мы бегали рядом и бросали солдатам гражданскую одежду. И когда несколько человек (3-4) успевали переодеться, женщины голосили, что это наши отцы или братья, заставляли нас называть этих пленных чужими именами и забирали к себе домой, как родственников. Потом прятали их в окопах, завалив подушками, перинами и всяким тряпьем. Одежды катастрофически не хватало самим, но мама каждый раз приносила вещи и просила нас собирать вещи по станице для переодевания пленных красноармейцев. Раненных солдат размещали по сараям, после кормления и лечения пленных опять прятали в окопах, засыпая тряпьем. При немецких обысках сверху тряпья сажали нас, детвору, и набрасывали лягушек. А мы просили раненых: «Дяденьки, не стоните, а то немцы всех нас заберут». А «дяденьки», в основном, все были молодые. Немецкие солдаты, заглянув в окоп и видя, как мы играем с кучей живых лягушек, уходили дальше обыскивать дворы. Кого мама укрывала и лечила, все остались живы, немцы их не нашли. А маму кто-то из местных выдал, и она потом долго пряталась в зарослях на болоте в Лопатине. Дед давал нам еду и указывал место и время, где и когда мама должна выйти за продуктами. Мама, вся насквозь промокшая и вымазанная в иле, принимая от нас пищу, успокаивала нас, что все будет хорошо». (Из воспоминаний Зинаиды Андреевны Лебедевой, жительницы г. Константиновска). «Перед самым приходом немцев несколько наших пленных солдат сбежали и прятались в зарослях. А я ходила мимо и бросала им узелки с едой. Нагнусь, вроде поправляю обувь, оглянусь, брошу еду и бегом домой. Страшно было...» (По воспоминаниям Зинаиды Даниловны Ермаковой , ст. Богоявленская.) 18 января. Из дневника Е.П. Анкудинова: «...Утром 18 января вышли из Богоявленской, к вечеру дошли до какого-то хутора. Почему-то положили нас в снег у обочины дороги. Погода ухудшилась. Подул ветер, началась поземка. Наверное, чтобы не дать нам замерзнуть и поднять боевой дух, подошедший к нашей роте полковой комиссар устроил небольшую политинформацию. Через некоторое время поступила команда заселиться в ближайшие дома и обогреваться по 20 минут, сменяя обогревшееся отделение.

Зайдя в дом, мы увидели на столе остатки еды и бутылку коньяка. Нас сильно пугали, мол, немцы подсыпают отраву в еду. Видимо, поэтому и гревшиеся до нас красноармейцы и мы к еде и спиртному не прикасались...» По воспоминаниям жителей хутора Трофимова, его освобождали несколько раз. Во время первого освобождения красноармейцы увидели во дворе школы накрытые немцами столы с едой и выпивкой, по виду – брошенные в панике при отступлении. Конечно, голодные солдаты накинулись на еду и через некоторое время все отравились. Их похоронили местные жители недалеко от школы в силосной яме, в которой они покоятся и сегодня. Перед отступлением из Богоявленской немцы подорвали склад с продовольствием. А рядом разбросали отравленное печенье. Некоторое печенье попадало животным, и они сдыхали. (В архивных документах упоминаются случаи об отравлении животных в станице Богоявленской немецкими солдатами именно отравленным печеньем.) Видимо, и здесь расчет был на массовое отравление голодных солдат РККА. Но на печенье накинулась местная детвора. Немцы, поняв свою ошибку, что дети все соберут, ничего не оставив для солдат, начали стрелять и разгонять детей станицы. 7 января убили 12-летнюю Любу Пашкову. В 6-ти км от отдыхающих бойцов 70-го Гвардейского стрелкового полка располагалась станица Константиновская. Видимо, из-за начавшейся метели, оставшиеся в карауле нескольких красноармейцев решили, что полк ушел дальше, забыв про них. И они решили самостоятельно следовать за ушедшим на запад полком в сторону Константиновской. «Ночью, войдя в станицу, слышали шум машин и грохот на переправе. Старые казацкие дома в большинстве своем имели полтора этажа. В нижнем этаже находилась кухня и одна или две комнатушки и подсобки. Наверху – основное жилье. В то время из-за трудностей с отоплением в нем не жили. Жили внизу, в полууглублённом этаже». (Е.П. Анкудинов. «Хроника».) В первом доме никого не оказалось. Во втором красноармейцев долго не впускали, принимая их за немцев, пока они не показали старшему семьи, деду, головные уборы со звездочками. Оказалось в доме было много людей, прятавшихся от немцев. Уже в третьем доме, в первый раз за время январских боев красноармейцев покормили местные жители.Добродушная хозяйка пригласила голодных солдат в дом и разделила с ними ужин своей многодетной семьи. Здесь же они устроились на ночлег и мгновенно уснули.

Из неоднократных бесед с жителями хутора Кастырочного (Кастырского): Фомичевым И.Ф., Юдиным Д.А., Юдиной В.В., Терентьевым И.С., Бехметьевым М.С., Алубаевым К.С., Власовым И.Н., Кожановой В.И., складываются страницы военных событий января 1943 года. Девчонки и мальчишки военной поры воспринимали события, возможно, по-своему. Но более смелые из них смогли донести реальность тех страшных дней войны и рассказать нам свои воспоминания без сокрытия фактов.

По воспоминаниям подростков тех лет, 70-й Гвардейский стрелковый полк под командованием майора П.П. Ткаченко вошел в хутор после ухода немцев, в первый день после Рождества. Согласно рассказам Юдиных, Терентьева, Фоминичева и других, полк двигался из Николаевского леса. Часть солдат была вооружена автоматами и пулеметами, но основная масса – винтовками Мосина. Одеты были в шинели, часть – в бушлатах или «ватниках», на ногах – обмотки, у некоторых прострелянные валенки. Все опрашиваемые свидетели тех событий, проживающие в разных хуторах, станицах, в г. Константиновске, рассказали о страшном смертельном бое 70-го Гв. СП, назвав его никак иначе, как «бойней». (Рассказы подростков почти совпадают с описанием событий в «Хронике» ветерана Великой Отечественной войны Е.П. Анкудинова). Сведения ЦАМО о безвозвратных январских потерях 24-й и 387-й стрелковых дивизиий подтверждают неоднократность боев и большое количество убитых, раненых и без вести пропавших в январе 1943 года на сегодняшней территории Богоявленской администрации. Судя по воспоминаниям участников боев под станицей Богоявленской и хуторам Кастырки, Упраздно-Кагльницкого и Камышного (названия – по данным 1943 года), многие солдаты и сержанты 70-го стрелкового полка были одеты по-разному. При эксгумации останков воинов из неучтенных захоронений (в мае-июне 2013 года), участники отрядов «Поиск» г. Каменск-Шахтинского и сводного отряда «Донской» по Константиновскому, Семикаракорскому и Усть-Донецкому районам находили остатки кожаных широких и узких ремней, остатки ботинок и сапог воинов РККА, остатки немецких сапог и румынских ботинок, несколько пуговиц от немецкого обмундирования и остатки гражданской одежды (куртки и пуловеры с пуговицами). Хотя немецких блях, воинских знаков, наград или предметов быта немецких солдат обнаружено не было. «...При случае мы часто «заимствовали» у немцев пуловеры и куртки. Но кроме этого, почти все наши солдаты (в наземных войсках), носили немецкие широкие кожаные ремни с металлическими бляхами. Зимой пользовались и немецкими шинелями, надевая их или поверх своих шинелей, или поддевали под них. Многие, но далеко не все, носили и немецкие добротно сделанные кожаные сапоги. По причине большого подъема ступни, как и у многих не носивших немецкую обувь, я носил ботинки с обмотками. Почему-то у нас на всех официальных фотографиях, где были изображены солдаты, ноги в обмотках убирались из кадра или ретушировались под сапоги. А ведь нередко и младшие офицеры в пехоте, особенно сразу после училища, тоже ходили в ботинках с обмотками». (Е.П. Анкудинов. «Хроника».) Из воспоминаний ветерана войны Николая Семеновича Посысаева, сапера 1-й роты 351-го отдельного саперного батальона 417-го стрелкового полка 51-й армии: «Нижнее белье меняли раз в месяц, а портянки не меняли вообще, о них должен был заботиться сам. В нашем саперном батальоне сапоги были только у офицеров и сержантов, да и то кирзовые. Валенки выдавали по желанию, поэтому зимой ходили в ботинках. У немцев сапоги были отменные, но я такие приобрел только в мае 45-го. Кормили на войне плохо. Суп «баланда» из крупы или пшеничного концентрата, кукурузная каша. Чай – мутная жидкость без вкуса и запаха. Девять раз в месяц выдавали 100 граммов водки, но только при наступлении. По конец войны и вовсе перестали выдавать. Из-за недостаточного питания я заболел куриной слепотой, а из-за отсутствия витаминов тело покрывалось чирьями. Газеты на фронт не привозили, для нужды использовали траву или снег. А если днем лежали на нейтральной полосе, где и головы не поднять, так ходили под себя – куда деваться... Все болезни, в основном, были от недосыпания. В госпиталь старались не попадать, при легком ранении оставались в частях. Из госпиталя могли направить в другую часть. «Киношной» махорки не видели, был, в основном, плиточный табак, иногда немецкие трофейные сигареты. Пусть не обижаются фронтовики, но скажу, как есть. Практически, у каждого офицера была своя «походная жена»... (Интервью С. Осипова.) По рассказам жителей х. Кременского, из-за каприза одной такой «жены» произошел следующий случай. После освобождения в хуторе расположился штаб одной из частей нашей армии. В штабе у одного командира была сожительница – девушка, ходившая в гражданской одежде. Однажды стоявший в охранении штаба солдат нечаянно выстрелил из карабина. Девушка испугалась и заверещала. Молоденький солдатик сам перепугался и стал на коленях просить девушку не рассказывать его командиру о происшествии. Но, несмотря на просьбы молодого солдатика, она пожаловалась своему «мужу». Солдат (как он объяснял, единственный сын у матери-вдовы) сразу был отправлен на передовую и через несколько дней погиб при штурме западного берега Северского Донца. Такова была жестокая реальность той страшной войны...

Из воспоминаний Е.П. Анкудинова о событиях уже 1944 года, когда тыловые части не успевали вовремя доставить обмундирование или его попросту не хватало: «Обмундировывать всех мобилизованных было не во что. Мы сами давно не получали нового обмундирования (за исключением какой-то случайной выдачи нижнего белья), ходили кто в чем. Я, например, носил немецкую куртку, под ней – немецкий пуловер. От гимнастерки остались только отделившиеся рукава и воротник (остальное сгнило от грязи и пота). Оставалась замусоленная и выцветшая пилотка, с зеленой звездочкой из консервной жести и дырочкой от пули немецкого снайпера, штаны, которые должны были вот-вот развалиться (ну, не попадались мне ненадёванные немецкие штаны, а ношеные мы не брали), почти разваливающиеся американские ботинки, которые получил еще в Мевежанке, портянки из остатков немецкого знамени (тоже почти сгнившие) и не изнашиваемые обмотки». О всех страхах, тяжести и невзгодах, а порой и несправедливости на войне, пишу не с целью вывернуть всю «горькую» правду наружу, а с целью без прикрас и фантазий, честно, учитывая ошибки прошлого, показать молодому поколению, в каких условиях наш мужественный народ смог отстоять сегодняшнюю свободу и независимость Родины в борьбе с фашизмом. Я публикую лишь небольшую часть собранной поисковиками информации о событиях в районе ст. Богоявленской и х. Кастырском. Думаю, читатель сам проанализирует события «кровавого января» 1943 года. От того страшного боя за хутором Кастырским у Ивана Федоровича Фоминичева, подростка военных лет, остались глубокие воспоминания: «Утром после Рождества командир полка Ткаченко вывел свой полк на освещенную солнцем заснеженную степь и, выстроив бойцов шеренгой, повел в бой на х. Упраздно-Кагальницкий и х. Камышный. Не доходя до х. Упраздно-Кагальницкого немец открыл шквальный огонь из всех видов оружия. После боя на краю хутора лежал убитый наш офицер. Из-под ворота шинели выглядывал белый свежеподшитый воротничок гимнастерки. Он был еще молод. Глаза его были открыты, и оттого казалось, что он живой и просто прилег отдохнуть. Но осколок немецкого снаряда отрезал ему руку и она лежала в стороне, зажав оружие. Крови не было, а из рукава шинели торчал кусок белой нательной рубахи и обрубок человеческой плоти. Видимо, смерть была настолько быстрой, что кровь запеклась и не попала на снег. На следующий день через хутор, в сторону старого коровника, провели несколько пленных Красной Армии. Их вели со стороны Богоявленской, может, и со стороны х. Гапкина. По ним было видно, что они измучены и уже не первый день в плену. Среди них шла очень красивая молодая девушка с длинными, волнистыми каштановыми волосами, спадающими на плечи. Она до сих пор стоит у меня перед глазами... В последующие дни еще много проводили наших пленных солдат и всех собирали в клубе или старой овчарне, примерно человек 200. Старшие говорили, что потом их где-то расстреляли и захоронили или сожгли в овчарне. (Сведений по месту захоронения на сегодняшний день нет). Перед самым поджогом немцами хутора Кастырского я видел, как немцы вели нашего разведчика со связанными руками. Он был в теплой обуви и в белых маскировочных штанах. Верхней одежды на нем не было и все тело и лицо было в кровоподтеках и кровавых рубцах. Видимо, немцы его пытали. Некоторые наши хуторяне говорили, что хутор Кастырку (Кастырский), немцы сожгли из-за «проказ» старших хуторских парней. Вроде бы перед самым наступлением частей РККА ребята украли у немцев с машин аккумуляторы и испортили радиостанции на немецких бронетранспортерах. Мне кажется, что перед наступлением «настоящей армии», когда наши солдаты пришли в зимней одежде, в шапках, с автоматами, немец, видимо, испугался ночного наступления хорошо вооруженной армии, вот и поджег хутор для освещения степи – ведь она тогда просматривалась, как на ладони. А от пожара было такое зарево! В хуторе было столько больших и добротных домов – одна школа чего стоила! – была, наверное, больше станичной, Константиновской. После этого в Кастырском боев практически не было». Из воспоминаний И.С. Орлова, ветерана 315-й стрелковой дивизии: «Измотались все до последней крайности. Усугублялось всё морозами, снегами и ветрами лютого февраля. Лица у всех стали темно-синего цвета, губы обветрились и потрескались. Правда, одеты мы были тепло: кроме обмундирования, ватные брюки и телогрейки, полушубки, шапки-ушанки, валенки и теплые рукавицы». (В.А. Шульга. «Освобождение».)

«Недалеко была пойма, а в ней речушка – ерик Разрытый (между Куликовкой и Кастыркой). Во время боя в пойме, видимо, прятались раненные, а потом умирали или их добили фашисты. Весной вода в речушке поднялась и сорвала лед, который начал таять. Так талая вода в марте месяце была бурой от крови, а останки красноармейцев собирали и хоронили весной в братских могилах станиц и хуторов... Незадолго до очередного наступления немцы перегоняли бронетранспортеры, и за километр до хутора у них кончился бензин. Бросив технику на дороге, они отправились в хутор. А наши пятнадцатилетние подростки: Лешка Вифлянцев, Родион Ромашов и Николай Ивашуткин порезали в транспортерах сидения и раскурочили радиостанции, испортили оборудование моторов. Эта брошенная испорченная техника еще долго стояла над хутором после освобождения. Немцы подняли такой шум! Искали партизан, убили одного хуторского деда... Помню, где-то начался бой, и мы с мамой и соседями спрятались в окопе. Проходит мимо немец, а рядом бегает маленькая собачка и лает. Так немец не выстрелил, а бросил в собаку гранату, которая сильно ранила двух женщин... После боя мать привела домой раненого и ухаживали за ним. А когда пришли немцы и стали всех выселять, они вывели раненого и убили его прямо во дворе. Еще человек 100, а может быть и больше, расстреляли у старой овчарни... Полицаи у нас были из своих, потом кто-то вернулся и доживал здесь, кто-то сбежал. Был на службе у немцев Сиволобов, он помогал местным жителям, и перед поджогом хутора всех заранее обошел и предупредил о выселении, чтобы хуторяне запаслись продовольствием и сделали запасы». (Из воспоминаний Бехметьевых, жителей г. Константиновска) Порчу немецкой техники кастырскими подростками можно называть как угодно: диверсией или просто хулиганством. А может, подростки все же мстили за своего товарища Федота Болдырева и за подобные издевательства над их родственниками? Некоторые в беседах выражали сомнение, мол, вряд ли немцы оставили этот случай безнаказанно, убив одного деда. И действительно, не оставили. По свидетельству Веры Ивановны Кожановой, жительницы хутора Кастырского, немцы сделали облаву, выгоняли всех из домов и искали партизан и коммунистов. Отец был инвалид и показал им документы, и жители подтвердили, что он не коммунист. Немцы при облаве отпустили его, а потом согнали много подростков и стариков. Сгоняли даже инвалидов без руки или ноги, забрали и отца Веры Ивановны в помещение старой кузни и, заперев, отправились за бензином. Однако кто-то из немецких солдат открыл кузню и скомандовал: «Всем разбегаться!» До сих пор Вера Ивановна не поймет, почему этот немец отпустил всех, в том числе и ее отца... Но кого-то немцы все же расстреляли. Или поймали, или до облавы расстреливали? Сегодня эту подробность Кожанова вспомнить не может. Но когда она спрашивала у односельчан, за что немец так озверел, все отвечали, что кто-то в хуторе немцам что-то испортил, из-за каких-то партизан... По воспоминаниям же Бехметьевых, запертых в кузне жителей Кастырки выпустили те же подростки, поломавшие немецкую технику. (Подтверждается сторожилами тех лет). Возможно, что кто-то руководил подростками и был одет в немецкую форму. По архивным документам, еще в 1942 году в районе ст. Богоявленской кто-то испортил немецкую радиостанцию. По воспоминаниям Н.П. Дегтяревой: «К нам, на вечеринки молодежи, иногда приходил молодой немецкий офицер из штаба воинской части, расположенной неподалеку. Коверкая русскую речь, пытался с нами общаться. Молодежь думала, что немец не понимает русского языка и грубо подшучивали над ним. А после освобождения этот же офицер пришел с нами проститься уже в форме советского офицера. Как было стыдно перед ним! Видимо, он был разведчик...» В январе и феврале 1943 года, среди поступающих в 134-й передвижной полевой госпиталь 2-й гвардейской стрелковой дивизии, расположенный в ст. Семикаракорской, потом было много умерших (70-й, 71-й, 72-й ГСП) от истощения, простуд (пневмония, воспаление легких), обморожения, отравления, сепсиса и столбняка. В 2013 году, при вскрытии захоронения под ст. Богоявленской, в останках обуви павших гвардейцев 70-го Гв. СП находили семена проса, подсолнечника, ячменя, больше всего – тыквенных семян. Эти факты только подтверждают, что обеспечение продовольствием личного состава дивизии на период январских боев было очень плохим, чем и воспользовались немцы, подбросывая отравленные продукты и спиртное.

Из хроники событий января 1943 года пусть каждый читатель сделает свои выводы и сам определит степень вины или героизма нашего народа. Имевшие место события подтверждают, что были и герои, и разгильдяи. Я уже упоминал об ошибках, которые приводили к неоправданным жертвам, и эти ошибки и нарушения дисциплины еще будут продолжаться и после Победы, потому как на войне люди оставались просто людьми, и у каждого была своя сила воли. По архивным документам и воспоминаниям, у некоторых сдавали нервы, и те, кто не контролировал себя, были причиной многих бед. И случалось, что из-за единичных нарушителей погибали сотни невинных людей. «...Немецкие танки и бронетранспортеры спускались с бугра в направлении хуторов Камышного и Кастырского. За танками шла пехота – шли нагло, уверенные в своей силе. Наши артиллеристы подбили несколько немецких танков и бронемашин, но к противнику на подмогу подошли еще больше танков и румынская пехота. Морозы стояли не сильные, и при спуске танков в степь, под своим весом они стали ломать верхний слой снега и льда и увязать в мягкой почве. Это нам дало временное преимущество. Теперь фашистские танки для наших орудий стали хорошей мишенью, и мы их начали подбивать один за другим. Немец отступил. Говорили, что суровые российские морозы помогали нашей армии выигрывать зимние сражения. Но нам как раз не повезло. На следующий день мороз усилился под сорок градусов и вчерашняя мягкая почва промерзла. Немецкие танки прорвали нашу оборону на левом фланге и устремились к станице Богоявленской, окружая артиллерию и части стрелковых батальонов. Нам пришлось бросить последнее орудие около хутора Кастырского и отступить под хутор Гапкин. (По воспоминаниям А.О. Гусара, посетившего Константиновский район в 80-е годы.) Из письма ветерана войны Алексея Андреевича Михно (командира батареи 50-го Гв. АП 24-й Гв.СД): «…Противник, пытаясь задержать наступление наших войск, двинул против наших подразделений, занявших позиции в хуторе, несколько десятков танков и до полка пехоты. Это было в начале января 1943-го года...

Я со своими разведчиками и связистами занял наблюдательный пункт на чердаке одноэтажного здания под железной крышей (наверно, это была школа). Сначала было все тихо, но вдруг полетел шквал артиллерийского огня противника, весь хутор был окутан дымом. Послышался и начал нарастать рокот танковых моторов. Через слуховое окно хорошо просматривалась окраина хутора, далее выгон, а за ним гряда холмов. Когда дым рассеялся, за хутором мы увидели танки, за ними бежала пехота, они шли на нас... Гаубичная батарея, которой я командовал, находилась на закрытой позиции. По команде три орудия открыли огонь. Четвертое орудие я дал команду выкатить на прямую наводку. Огонь был меткий, снаряды ложились в скопление немецкой пехоты. Наступление пехоты было задержано, но часть немецких танков заняли окраину хутора и продолжала двигаться в сторону Богоявленской. Поскольку танки пошли слева в обход, командный пункт пришлось перенести за хутор к орудию, стреляющему прямой наводкой. Но в скором времени орудие было атаковано «Мессершмиттом» и вышло из строя, нам пришлось перебраться в станицу, где окопались другие орудия. Немец был остановлен в ст. Богоявленской, а позже освобождена Кастырка». И это только один день боя!

Из этих рассказов следует, что это был не первый бой и не последний. Значит, в районе хутора Кастырского было не меньше трех освободительных боев. За январские бои лейтенант А.А. Михно был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Помощник начальника штаба политотдела по комсомольской работе 1-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии капитан Леонид Харитонович Рейнгшольд, во время боя 24-й гвардейской стрелковой дивизии, в тяжелый момент организовал доставку 19 машин с боеприпасами, что решило исход боя у ст. Богоявленской. Представлен к награждению орденом Красной Звезды. Из воспоминаний Д.А. Юдина: «Первый бой я наблюдал еще до гибели полка Ткаченко. Немец занял оборону у старой овчарни, установив крупнокалиберный пулемет и миномет. Когда наши русские солдаты пошли в наступление из ст. Богоявленской, немец их бил как бы играючи. Немцы заранее с вечера подготовили и замаскировали свои позиции. Русские шли по ровной степи, не укрываясь, прямо на вражеские заслоны. Сколько было потерь! После окончания боя я видел, как в лощине недалеко от хутора фашисты хладнокровно добивали наших раненных солдат из пулемета, слышались их крики и стоны».

Из воспоминаний Д.А. Юдина и В.В. Юдиной: «Первые наши солдаты из полка Ткаченко, зашедшие к нам в дом, были одеты в шинели и ватные бушлаты, среди них были моряки. Обуты были кто в прострелянные валенки, кто в сапоги, но многие – в обмотках и ботинках. У кого-то были винтовки, а у некоторых оружия не было совсем. Я помню, мой дядя спросил: «А где же ваше оружие?» На что они ответили, показав на саперные лопатки: «Пока – вот, а остальное добудем в бою или заберем у своих убитых товарищей». Наутро следующего дня полк, растянувшись в цепь, двинулся на х. Камышный. Старики спрашивали командира: «Зачем по заснеженной степи идёте? Вас же побьют!» На что Ткаченко отвечал, что у него приказ, и ещё говорил: «Мы его гоним от самого Сталинграда, и мы ему еще дадим!» После этого боя столько потерь было! Часть оставшихся в живых вместе с Ткаченко отступили в угол, на край хутора, но их там догнали немецкие танки и побили, а кого и подавили». Д.А. Юдин вспоминает: «Наш хутор два раза освобождался и захватывался вновь. Красноармейцы только освободили хутор, и мать посадила часть бойцов покормить. Наши хуторяне все старались подкормить бойцов, ведь они были такими измученными и голодными. Пушка была у наших бойцов на тяг-ловом ходу, в упряжке – вол с верблюдом. А у немцев техника кругом! Как они могли в таком состоянии завоевать победу, одному богу известно... Солдатики сели за стол, а на окраине Кастырки уже немцы. Опять побили наших солдат, и часть отступила. Немцы давай лазить по подвалам и укрытиям, искать русских. Открывает подвал и кричит: «Рус, выходи, сдавайся!» Но пленных уже не брали, сразу прямо во дворах и расстреливали. В хуторе между домами была круговина, пустошь, на ней было много раненных и убитых русских солдат. Бой еще не утих, а наши 15-летние девчонки, две сестрички из ст. Семикаракорской и моя тетя, побежали спасать раненых. Одного, с перебитыми ногами, затащили в дом. Перебинтовали, умыли и переодели, уложили в кровать. А следом немцы: «Кто такой? Почему не на фронте?» Девчата сообразили и ответили: «Это брат, больной туберкулезом». Немцы каждый день приходили проверять, а через три дня, когда начали всех выселять, раненого забрали и за домом расстреляли.

Когда немцы начали выгонять всех из хутора, чтобы сжечь Кастырку, мы поселились у своего дяди, в семье Базарновых. Вечером приехал немецкий вестовой на мотоцикле и, зайдя в дом, всех выгнал в прихожую. Немцы вообще вели себя нагло, как хозяева положения. Только мы улеглись спать, как во дворе послышались шаги и хруст снега. Кто-то тихо постучал в двери. Мы разбудили своего дядю, и он впустил «ночных гостей». Это были наши разведчики в белых маскхалатах, с автоматами и пулеметом. Они поинтересовались о наличии немцев. Дядя дал им спички и показал на спящего в комнате фашиста. Быстро связав и на ходу одевая, разведчики вытащили немца на улицу. Но внезапно изо рта «языка» выпал кляп и он начал кричать: «Рус! Иван! Рус! Иван!» А недалеко от нас, метров 200, стояли немецкие часовые и танки. Что тут началось! Ночь, кругом тьма. Мы всей семьей бросились в неподалеку вырытый окоп. Разведчики на бруствере окопа расположили пулемет и стали прикрывать отход четырех бойцов с «языком». Им помогали наши жители, как проводники. Они спустились в сухой ерик, где густо росли хворосты и исчезли в ночи. Отход остались прикрывать восемь разведчиков. Немцы стали бить из танка, и разведчики, боясь за мирных жителей, решили отступать в степь, где пали в неравном бою с немецкой пехотой и танками. Жаль, что их имена остались неизвестны. После боев их похоронили вместе со всеми в какой-то из братских могил за хутором Камышиным...

том, что жители хутора Камышина: Московкина С.Л., Молоканова П.М., Чернобылов П.А. видели группу разведчиков в количестве 30 человек. Семь раненных разведчиков были взяты в плен. Пятерых расстреляли, а двоих пытали. Лейтенанту выкололи глаза, облили бензином и сожгли живого, другого убили прикладами винтовок. Утром пришел немецкий офицер и стал искать своего вестового. С пистолетом в руке он ходил от одного к другому с вопросом: «Где пан?» и, коверкая русскую речь, размахивал оружием. Внезапно его отвлекли в другой дом и мы, воспользовавшись случаем, всей семьей ушли с потоком выселяемых жителей в соседний хутор. Наше бегство сопровождала канонада боев. Снаряды из ст. Богоявленской летели в сторону Камышенского бугра, а другие – обратно. Беженцы, гонимые немцами, шли по профилю, куда упало несколько снарядов. А сам бой был в стороне. Мимо шли отступающие немецкие танки. Было страшно идти с постоянным чувством скорой смерти. Деды боялись, что вот-вот какой-то танк начнет стрелять или всех подавит. Последним нашим убежищем стал погреб родственника в хуторе Камышном, так как в дом нас опять не пустил очкастый немец. Он топотал ногами и истерически кричал: «Вэк! Вэк!» Не обостряя ситуации, мы спустились в погреб, где уже было много людей. Еще хуже было отступающим румынским солдатам. Они шли разномастно одетые поверх формы в старые вещи, порой в женской одежде, завшивленные, просили еды и ночлега, но немцы прогоняли их, как прокаженных, не только из сараев, но даже из дворов. В ночь, на удивление всем, настала страшная и утомительная тишина. Старики и бабки начали молиться. К утру кто-то постучал в погреб, и следом поднялся такой бабий вой! Ходили слухи, что сгоняемый народ расстреливают или душат в Крымской балке. Вот все и подумали, что немцы пришли убивать, что это – конец! Но это оказались русские солдаты, одетые в полушубки, шапки-ушанки, и все – на лыжах с автоматами. Какая была радость! Всех отправили по домам... (Очевидно, это было свежее пополнение 24-й гвардейской или 387-й стрелковой дивизии, так как солдаты 24-й дивизии, шедшие от сталинградских степей, давно бросили свои лыжи, да и одежда у них была разномастная, по описанию участника тех событий Е.П. Анкудинова.)

Судя по документам ЦАМО, разведчики 949-го артполка 387-й стрелковой дивизии, 10 января 1943 года, при разведке переднего края у ст. Богоявленской, попадают в окружение. Командир отделения разведки 4-й батареи Н.М. Зимин, тяжело раненный, вышел из окружения с ценными данными и был представлен к награде медалью «За отвагу». «...Немцы перед отходом начинают жечь сельские дома. Мы уже знали от местных жителей, что перед своим отходом немцы расстреливали скот и не подпускали к нему хозяев, пока этот скот не распухнет от разложения. Самих жителей принуждали отходить вместе с ними. (Скорее всего, в качестве «живого щита» прикрытия). Жители разбегаются, стараются прятаться. Немцы иногда для острастки дают несколько пулеметных очередей по местам, где, по их предположению, могут прятаться люди. Бывают при этом и убитые, и раненые среди жителей. Покинутые дома поджигаются, чаще всего соломенные крыши. А под крышами (на чердаках) хранились запасы зерна, спрятанные от немцев. Естественно, зерно сгорало. И оставшиеся жители на зиму оставались без скота, без жилья, без пищи. Такие картины нам приходилось при наступлении наблюдать очень часто». (Из воспоминаний автоматчика 24-й Гв. стрелковой дивизии Е.П. Анкудинова.) «Наше мытарство на этом не кончилось. При возвращении домой, мы заходили к родственникам в хутора, где солдаты объясняли, что много домов и подвалов заминировано, и жить в них пока нельзя, и отправляли в следующий хутор. Так мы добрались до ст. Богоявленской, где стояли полевые кухни и нас накормили похлебкой и дали печёных пышек.

Когда вернулись домой, увидели, что от богатого и густонаселенного казачьего хутора осталось семь дворов». (Д.А. Юдин) Из воспоминаний Максима Стефановича Бехметьева: «Перед наступлением полка Ткаченко немец ушел из нашего хутора в х. Камышный. Мне рассказывал мой дядька, что спрашивали командира: «Куда ведешь бойцов? Немец не зря ушел из хутора – что-то готовит!» Перед приходом полка Ткаченко у соседей за домом стоял немецкий танк. И всю ночь немцы не глушили двигатель танка. А перед приходом полка все немцы внезапно уехали в Камышный. Они, видимо, знали заранее о приходе русских и приготовили западню, в которую и угодили бойцы, большая часть из которых погибли. Отступающих красноармейцев добивали и давили немецкие танки до самого края хутора. Пришли наши солдаты голодные, уставшие. Одна пушка была, командовал расчетом лейтенант. Когда наши начали отступать, техники для передвижения орудия не было, вот и досталось артиллеристам. Но не отступили они, погибли...» Очевидно, местные жители видели батальонного комиссара старшего лейтенанта Л.М. Глезарова, лично подбившего в этом бою три немецких танка и посмертно представленного к награждению орденом Суворова 2-ой степени. «Непоколебимую стойкость проявили в том бою войны 50-го артполка. Командир артполка подполковник Ф.П. Тонких предусмотрительно расположил свои подразделения на танкоопасных направлениях. Когда началась атака противника, орудия поставили на прямую наводку и встретили танки огнем. Артиллеристы приняли на себя основную мощь удара вражеского бронированного кулака и закрыли собой путь в расположение пехоты. Велико было мужество советских воинов, но силы их быстро таяли. На одном из участков импровизированной обороны полка возникла угроза прорыва танков противника в глубину: расчеты наших орудий пали смертью храбрых. Тогда гвардии подполковник Тонких сам встал к 76-мм пушке и повел огонь. Ночь в тот момент уже уступила место утру. На глазах у своих солдат подполковник работал быстро и сноровисто. В течении нескольких минут он подбил два танка противника, и это решило ход боя. Артиллеристы, увидев своего командира за боевой работой, стали действовать слаженней. Один за другим запылали еще несколько танков. Остальные повернули назад. Атака захлебнулась. Получив известие о внезапной атаке противника в Кастырочном (х. Кастырский), мы бросили туда истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, а затем выехали сами. Когда прибыли, враг был отбит. Вокруг все дышало жаром отгремевшего боя: стлался дым от горящих хат, чадили гитлеровские танки. Работала похоронная команда. Десятки трупов, сложенные ровной шеренгой на снегу, напоминали, что за благодушие пришлось заплатить дорогой ценой». (П.К. Кошевой. «В годы военные».) После 70-го стрелкового полка и 50-го артполка 24-й гвардейской стрелковой дивизии, следом, 9 января, вступают в бой бойцы 71-го и 72-го полков. А с 10 января, ведя кровопролитные бои за освобождения хуторов Гапкина и Савельева, в бой вступают воины 1271-й стрелкового полка и 949-го артполка 387-стрелковой дивизии. Неся большие потери, 1095-й артполк и 1271-й стрелковый держат оборону у станицы Богоявленской. После боя 10.01. за станицу Богоявленскую только из 1271-го полка пропали без вести около 40 чел. 15-17 января ведутся освободительные бои за хутора УпраздноКагальницкий и Камышный, при этом несколько десятков бойцов пропали без вести. (В составе 387-й стрелковой дивизии сражался будущий народный артист Ростовского академического театра драмы им. М. Горького Михаил Ильич Бушуев.) Гвардии подполковник Федор Петрович Тонких, командир 50-го артполка, за бои по освобождению Н-Кумской, В-Кумской, Генеральского и за бои под Кастырочным, в которых лично подбил два вражеских танка, награжден орденом «Красного Знамени». Заместитель командира 3-го дивизиона 50-го артполка гвардии старший лейтенант Моисей Евелевич Баст 9 января 1943 года под х. Кастырочным, отражая вражескую контратаку, сходу развернул батарею и открыл огонь по танкам противника. В результате уничтожено два танка. Батарея вела огонь, пока не кончились снаряды, после чего батарею вывел из-под обстрела. Награжден орденом Красной Звезды. 9 января за х. Кастырским гвардии лейтенант командир полковой роты ПТР Данил Федорович Чичиланов со своим подразделением вступил в бой с превосходящими силами противника. Его рота в этом бою подбила два танка, три автомашины и уничтожила до роты пехоты противника. Посмертно награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Боясь последствий, некоторые командиры давали ложную информацию или в ходе боевых действий ошибочно писали населенные пункты и участников местных боев, а погибших записывали в списки соседних хуторов и станиц. Такие данные нередко встречаются при работе с архивными документами, и причины неправильности заполнения донесений и сводок сегодня трудно определить. «...Я выскочил из-за угла дома, где только что стояли командир полка майор Ткаченко и замполит старший батальонный комиссар Глезаров, как разорвался снаряд, который сразил обоих. Об этом мне сказал адъютант командира полка лейтенант Виктор Шилин, чудом оставшийся в живых». (Воспоминания А.О. Гуссара из книги В.А. Шульга «Освобождение».) Из воспоминаний местных подростков и ветерана войны А.О. Гуссара можно сделать вывод, что командир 70-го стрелкового полка Петр Петрович Ткаченко, очевидно, погиб от орудийного выстрела из немецкого танка (от разрыва снаряда) в хуторе Кастырском или был тяжело ранен, а потом умер от ран. Возможно, от вражеской пули, поскольку ктото упоминал о пулевом отверстии в голове комполка. А разрыв снаряда мог быть совпадением. Ведь, по тем же показаниям А.О. Гуссара, где погиб Глезаров, осталось неизвестным, а о гибели обоих доложил адъютант Шилин. По другим сведениям, «8 января 70-й полк майора П.П. Ткаченко совместно с артиллеристами Ф.П. Тонких освободил хутор Кастырочный и остановился на ночевку. Враг был выбит, но не ушел на запад, а занял многочисленные овраги и балки, небольшие заросли кустарника вблизи хутора, и затаился. В составе его войск было несколько десятков танков. Командир полка, обычно пунктуальный в отношении мер боевого обеспечения, на этот раз ограничился непосредственным охранением населенного пункта и не выслал разведки. Посчитал, что фашисты будут действовать по шаблону и только на утро дадут бой в следующем хуторе или станице. Полк разместили по хатам и расположили на ночлег. Усталые бойцы крепко заснули. Враг использовал нашу беспечность. Он скоро разобрался в обстановке, хорошо разведал наше расположение и на рассвете 9 января атаковал хутор, бросив вперед танки и большое количество пехоты. Полк был поднят по тревоге и сразу же вступил в тяжелый бой. Ткаченко и его заместитель по политической части успели организовать отражение атаки. Во главе своих солдат они мужественно сражались на улицах Кастырочного. Скоро Елизаров был убит, а Ткаченко ранен. Он не покинул поле боя, продолжая руководить полком, пока вражеская пуля не оборвала и его жизнь...» (Из воспоминаний командира 24-й Гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Кошевого.) [161] Вот сведения из письма А.О. Гуссара школьникам Богоявленской школы: «Овладев станицами Николаевской и Богоявленской, 70-й гвардейский стрелковый полк с ходу ночью занял хутор Кастырочный (как он был обозначен на карте). Пытаясь задержать наступление, противник силами до 60-ти танков и полка пехоты вновь захватил часть хутора и ударил по Богоявленской. Но здесь окопались артиллеристы 50-го артполка. Утром на рассвете немецкие танки начали спускаться с Виноградного (х. Ведерников - авт.). Наша пехота начала отходить. За домами стояли орудия, наведенные на прямую наводку. Минометная батарея открыла огонь с целью отсечь пехоту противника. Удержать танки мы не могли, и их добивали уже в нашем расположении противотанковыми гранатами. В Кастырочном мы понесли большие потери. Погибли командир 70- го полка Ткаченко. Позднее погиб комиссар полка Глезаров, но где он похоронен, мы так и не установили». Из письма следует, что речь идет о повторном бое, после которого оставлен хутор Кастырский и бои идут в районе Богоявленской, где в районе мельницы с остатками своей роты попал в окружение Кузьмин. Собирая материал и делая упор на реальных событий, я столкнулся с мнением некоторых людей, утверждающих, что полк Ткаченко занимал оборону, не попал в засаду, и не мог идти белым днем по снежной степи цепью. И те свидетели, кто дал эти сведения, просто что-то напутали...

В процессе написания книги, я посетил Ведерниковскую школу, где встретился с замечательными людьми, заинтересованными в установлении истинной истории военных событий 1942-1943 годов на донской земле и бережно хранящими документы военных лет. Вот что я нашел в записях школьников-поисковиков 60-х годов из рассказов А.О. Гуссара: «...24-й гвардейской дивизии была поставлена задача продвигаться в направлении хутора Кастырочный и далее, до станицы Виноградная (х. Ведерников). Точное расположение противника нам не было известно после его отступления. К Кастырочному полк подходил в развернутом строю, утром на рассвете, противника в нем не оказалось. Продолжали наступление на впереди стоящую станицу, по ровной низменной местности, где, видимо, был заливной луг. Противник оказался в станице и рассматривал нас, как на ладони. Не дошли мы до станицы метров 500-600, как противник открыл по нам пулеметный и артиллерийский огонь. Полк отошел к окраине Кастырского, где занял оборону. Не более получаса спустя, сверху, по улицам станицы, стали спускаться 20 танков противника, ведя огонь и маневрируя на местности. Усилился арт-минометный огонь, а за танками появилась пехота. Окапываться у нас не было времени, да и грунт был сильно промерзшим. Полк нес потери в живой силе. Когда пехота противника вышла на поле, я открыл огонь, открыли огонь и полковые минометы. Противник усилил огонь, и только что налаженная связь была прервана. В разгар боя ко мне прибежал посыльный с приказом прибыть к командиру полка Ткаченко. Ткаченко и старый коммунист комиссар Глезаров находились позади меня в 200-300 метрах». Из этих воспоминаний ясно, что ошибка командира была в том, что полк двигался по снежной степи развёрнутым фронтом, без предварительной разведки. Через несколько дней эту ошибку повторят гвардейцы 84-го полка 33-й дивизии при штурме ст. Н-Кундрюченской. 9-го января гвардии младший лейтенант Василий Михайлович Лушников, командир 2-й стрелковой роты 1-го батальона 71-го стрелкового полка 24-й Гвардейской стрелковой дивизии, со своей ротой отбивает две контратаки противника, уничтожив три средних танка, две танкетки, одну бронемашину и до 50-ти гитлеровцев. Награжден орденом Отечественной войны 1-ой степени.

Заместитель командира роты по политчасти младший лейтенант Андрей Полуэктович Горюхин награжден медалью «За отвагу». Гвардии младший сержант Аркадий Дмитриевич Бондаренко, командир 45-мм орудия 71-го стрелкового полка, отбивая атаки противника, подбил два вражеских танка и, несмотря на сильный артиллерийскоминометный огонь противника, оставался на своей огневой позиции. Награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Такую же награду получил командир пулеметной роты 72-го стрелкового полка гвардии лейтенант Габло Гадуевич Дзугаев во время боя за хутор Кастырочный 9 января 43 года. Установив два станковых пулемета у дороги, он своим подразделением уничтожил до двух рот противника. Будучи раненым, продолжал сам вести бой из станкового пулемета. Награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.

Из боевых донесений: «11 января. 2-я гвардейская армия обороняет фронт в районе: Кондаков, Савельев, Богоявленская. 387-я СД с полком 24-й Гв. дивизии обороняется в районе Богоявленской, 24-я Гв. СД (без одного полка) в районе ст. Николаевской приводит себя в порядок.» Описание боевого пути 71-го полка от Мариинской до Богоявленской за подписью генерал-майора П.К. Кошевого: «В ночь с 6 на 7 января 1943 г. наш полк после непродолжительных боев овладел станицей Мариинской. В бою уничтожено 200 вражеских солдат и офицеров.

В боях отличился сержант 3-го батальона М.Е. Ведерников, который по собственной инициативе пулемётным огнём атаковал противника с фланга и захватил два трофейных пулемета. Исход боя 9 января за станицу Богоявленскую решил прорыв полком сильной обороны противника, выгодно расположенной на высоком западном берегу р. Кагальник. К пяти часам утра станица была освобождена. Четыре машины с немецкими солдатами отступили за х. Лисичкин. Уничтожено 6 автомашин и 200 солдат и офицеров противника. Потери полка – 42 человека. Захвачены склад с мукой и обоз с продуктами (10 повозок). К исходу дня, к 18 часам, потеснив 70-й и 72-й полки в Кастырочном, противник атаковал 71-й полк силами до двух батальонов пехоты и 18 танками, 10 бтр-ами. Огнем артиллерии было подбито 11 танков, три танкетки, четыре бронемашины и уничтожено до 250 вражеских солдат и офицеров. 387-я дивизия удерживает рубеж Савельев – Богоявленская, усиленным отрядом ведет бой на восточной окраине Кастырочного. 24-я дивизия в районе Новая жизнь – Николаевская приводит себя в порядок. Командир истребительного противотанкового дивизиона 387-й стрелковой дивизии Дмитрий Алексеевич Чернявский за героические бои по освобождению ст. Богоявленской, хуторов Кастырочного, Упраздно-Кагальницкого, Камышного, Михайловского, ст. Багаевской и Арпачин награжден орденом Красного Знамени. (Майор Чернявский умер от ран 10.04.1944 года.) Капитан Петр Васильевич Еремеев, заместитель командира противотанкового дивизиона 949-го артполка, в феврале 1943 года награжден орденом Красной Звезды за освободительные бои за ст. Богоявленскую, хутора Кастырочный, Упраздно-Кагальницкий, Камышный, ст. Багаевскую, Арпачин. Умер от ран 24.11.1943 г. За выполнение своих служебных обязанностей, подготовку медперсонала и своевременную эвакуацию раненых с поля боя у ст. Богоявленской, хуторов Кастырочного, Упраздно-Кагальницкого, Михайловского, Бугровского, станиц Багаевской и Старочеркасской военврач Николай Ермолаевич Калашников, начальник санитарной службы 949-го артполка 387-й СД, награжден орденом Красной Звезды. За правильную организацию и умелое руководство средствами связи, что позволило обеспечить управление воинскими частями в боевых действиях в районе хуторов Упраздно-Кагальницкого и Камышного, начальник связи 387-й дивизии майор Герман Иванович Князев награжден орденом Красной Звезды. За постоянное комплектование дивизии личным составом, за своевременную отчетность по состоянию личного состава и укомплектование 19 января 1943 г. дивизии на 300 человек, награжден орденом Красной Звезды начальник 4-го отдела 33-й гвардейской дивизии гвардии капитан Михаил Иванович Коншин. Из военных донесений: «...В боях за Усть-Кагальницкий (Упраздно-Кагальницкий) 17 января противник сильной контратакой потеснил части 387-й стрелковой дивизии на восточную часть хутора». Это свидетельствует, что бои за освобождение территории Богоявленского поселения шли до 18 января. По рассказам ветеранов 24-й и 387-й стрелковых дивизий, попытки освободить донские хутора Кастырочный, Упраздно-Кагальницкий и Камышный несколько раз не имели успеха, и они переходили из рук в руки от немцев к воинам Красной Армии. «Мы несколько раз приближались к Константиновской, но каждый раз немец вводил новые свежие силы, и мы с тяжелыми боями откатывались на прежние позиции, пока кто-то не повел войска выше профиля по направлению на Шахты. Немец побоялся попасть в окружение и стремительно стал оставлять свои боевые позиции». (Из воспоминаний А.О. Гуссара на встрече с жителями Константиновского района в 1980-е годы.) За боевые героические действия в 1943 году Гвардии старший лейтенант Александр Осипович Гуссар, командир 120-мм минометной батареи был представлен к награждению орденом Красного Знамени. Утвержден на награду Орденом Отечественной войны 1-ой степени, которую и получил в августе 1943 года. «Бои в Кастырке не прекращались. Немец несколько раз захватывал хутор, пока местный житель, разведчик Иван Федотьевич Землянов, 1925 г. р., оставшийся по ранению в станице Богоявленской, и пожилой колхозник Яков Михайлович Комаров не провели наших солдат в обход немецких позиций. Землянов повел части РККА через Сталинский мост на х. Лисичкин, (по другим сведениям, это был Герасим Миронович Макаров, 1892 г. р., тоже раненный красноармеец), а Комаров повел бойцов Доном. Вот тут немец и отступил, бросив наши хутора», – вспоминает Мария Даниловна Костромина, жительница ст. Богоявленской. По воспоминаниям сестер Костроминых, ещё кто-то из земляков участвовал в проведении солдат Красной Армии в тыл немецких позиций, но кто, сегодня установить уже невозможно, и имена других героев остаются неизвестными. Из воспоминаний Людмилы Васильевны Якубовой (Губкиной), жительницы г. Константиновска: «В 1942 году некоторые наши земляки, попавшие в плен или в окружение, возвращались на свои родные земли.

Вот и наш раненный дядя Герасим Миронович Макаров вернулся в станицу Богоявленскую. Немцы отпускали украинцев, и он, назвав украинскую фамилию, ушел с украинцами в ближайшее село. Встретившись с земляками, ночами пробираясь через леса, поля и балки, пришел на донскую землю, где скрывался до прихода 24-й гвардейской стрелковой дивизии. После нескольких изнурительных боев под Богоявленской он повел солдат окружным путем через х. Лисичкин, потому как знал все эти места». Нам удалось найти архивные данные, что оба станичника были ветеранами войны и имели правительственные награды. И.Ф. Землянов зачислен в армию 22 февраля 1943 года в качестве разведчика 98-й отдельной гвардейской разведроты 46-й Гвардейской Иловайской ордена Ленина Краснознаменной стрелковой дивизии и совершал подвиги в Восточной Пруссии, за что награжден орденом Славы 2-й степени и орденом Красной Звезды. Герасим Миронович Макаров с 10 февраля 1942 года продолжил свой боевой путь в качестве ездового транспортной роты 844-го стрелкового полка 267-й Сивашской Краснознаменной Ордена Суворова стрелковой дивизии 51-й армии. 30 августа 1944 года был представлен к награде медалью «За боевые заслуги». По воспоминаниям М.Д. Костроминой, в их доме находился немецкий штаб, а рядом, под большим деревом, прятался наш связист (скорее всего разведчик или корректировщик), называвший себя Володей Заднепряным, с Украины. Когда начались морозы, Володя перебрался поближе к подворью. Все хозяева дома жили в низах и подкармливали Володю, думая, что он отстал от своих. При Володе всегда была какая-то коробка, видимо, рация. В последние дни перед отходом немцев Володя прятался три дня в грязевой жиже, в яме с поросятами, обмазанными дегтем (креолином). И только иногда выглядывал, наблюдая за немцами через какой-то прибор. «Перед Рождеством, 6 января 1943 года, немцы быстро стали собираться и грузить вещи в машины. На пороге дома появился старший немецкий офицер. Из ямы Володя одним выстрелом убил этого офицера. Что тут началось! Слава богу, послышались крики «Ура!», и через некоторое время станицу освободили наши бойцы. А 7 января к нам пришел офицер с подарками, принес конфеты, печенье и еще раз благодарил нас за спасение Володи. Следом зашел старший офицер и подарил в знак благодарности коробку конфет». Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны Ивана Кузьмича Кузьмина, участника боев 10 января 1943 года за освобождение ст. Богоявленской: «Остатки взвода, 19 человек, отражали натиск противника на окраине станицы рядом с паровой мельницей. Очередная попытка перейти в наступление была неудачной. Отборные войска СС окружали и теснили нас вглубь станицы. В первые минуты боя погиб молодой командир взвода – лейтенант, с которым мы так и не успели познакомиться. Кончились патроны, и в ход пошли ручные гранаты...» 19 человек, возглавляемые Кузьминым, не отступили, были окружены и взяты в плен: 16 человек из города Тулы и Тульской области, 1 из Ростова, 1 сибиряк и 1 из Узбекистана. Их заперли в деревянном сарае, затем расстреляли из автоматов. После чего облили сарай бензином и подожгли. Когда от боли в плече и руке, от запаха гари и дыма Иван Кузьмич очнулся, он увидел горящие стены сарая и тела убитых однополчан. Отшатнувшись от языков пламени, он навалился на заднюю стенку сарая и куда-то провалился, теряя сознание. Очнулся в заброшенном подвале от грохота приближающегося боя и, выбравшись на поверхность, был подобран наступающими красноармейцами и отнесен в хату станичницы Анастасии Григорьевны Васюковой, где провел два дня. После освобождения станицы его отправили в госпиталь. По воспоминаниям Веры Николаевны Васюковой о тех событиях, 10 января на окраине станицы остатки роты свежего пополнения отражали атаки противника. Кончились боеприпасы, и они попали в окружение немецких солдат. К ним на легковой машине подъехал старший немецкий офицер, которого один из красноармейцев застрелил. Немцы в отместку согнали пленных в сарай около мельницы и расстреляли из автоматов. Затем облили бензином и подожгли. Только одному Ивану Кузьмину удалось выжить. Он случайно провалился в старый бассейн для воды, засыпанный снегом. Выбравшись, он катался по снегу, чтобы потушить горящую одежду и потерял сознание. Очнулся от криков «ура!», когда наши наступали. Они во что-то одели Ивана и накинули сверху белый маскхалат, а сами опять пошли в бой.

Иван, обожженный и в лохмотьях, превозмогая боль, с голыми ногами побрел по улицам станицы. Все дома были пустые, население пряталось в погребах или окопах. В одном из домов было много народа и Ивана не приняли и он, теряя сознание, побрел дальше, приметив дом, из трубы которого шел дым. В дверях его встретила напуганная Вера Васюкова. Мама Веры, увидев состояние Ивана, быстро принялась его отмывать и смазывать ожоги говяжьим жиром. Потом, закутав в женские одежды, уложила спать. Через некоторое время красноармейцы стали собирать раненных бойцов по станице, и забрав Ивана, отправили его в госпиталь в ст. Николаевскую. Через 25 лет Иван Кузьмич приехав в станицу, нашел своих спасителей Анастасию Григорьевну и Веру Николаевну Васюковых. (Л. Фетисова. «Пока жива память». Газета «Донские огни» от 28.12.2002 г.) В ноябре 1965 году И.К. Кузьмин посетил боевые места донского края, он побывал на месте захоронения своих товарищей, погибших в огненном январе 1943 года. На обелиске станицы вместе с именами его боевых товарищей под № 309 было высечено и его имя... «Рожденный дважды» И.К. Кузьмин был признан Почетным станичником ст. Богоявленской». (Материал из сочинения внучки И.К. Кузьмина, ученицы Красноярской СОШ.) Всех павших в этих тяжелых боях советских бойцов похоронили в нескольких братских могилах, двух или трёх – на хуторском кладбище (по рассказам по 300-600 тел, что составляет уже более тысячи), двух – на краю хутора (по 50-70 тел). На вершине холма была отдельная могила командира 70-го стрелкового полка Ткаченко, где долгое время стоял памятник с надписью. Ещё одна большая могила была у дороги перед х. Кастырским (от 800 до 1000 тел). Несколько одиночных и небольших братских могил – между хутором Кастырочным и станицей Богоявленской. Даже захоронения, проведенные местными жителями в разное время и в разных местах, говорят о неоднократном освобождении населенных пунктов Богоявленского поселения. Сегодня местность изменилась, и уже мало осталось свидетелей тех событий. «...Хоронили солдат, убитых в бою под Кастыркой, ужасаясь их количеству – их было около 2000. Рыли лопатами в лютый мороз траншеи, куда стаскивали обледеневшие трупы, складывали их штабелями. После этого кошмара три дня не могли ни есть, ни пить, ни спать спокойно». (По воспоминаниям Веры Николаевны Васюковой, ст. Богоявленская).

«Немец занял оборону на горе, а наши – во впадине. У наших были минометы, а у немцев танки. Много погибло солдат в Куликовке, Богоявленской, Камышине. Хутор Кастырка был сожжён, убито было более 3000 человек». (Воспоминания З.С. Аникеевой, ст. Богоявленская). «Мы жили в хуторе Кастырка. Его освобождали несколько раз. Когда второй раз освободили хутор, в нашем доме были выбиты все окна. Мы вернулись, а в доме сидят четверо солдат и варят уху из нашей замороженной рыбы. Окна заложили соломой. Расположились на отдых, раскидав солому на полу. И пригласили нас к столу, говоря: «Все, немец больше не придет. Располагайтесь спокойно и ешьте». А он, зараза, опять пришел! Да как гад озверел. Расстреливал всех раненых. Собрался сжечь весь хутор и стал выгонять всех жителей. Мы уже были в Камышном. Немец гнал нас то ли в Германию, или хотели расстрелять, не знаю. Но из Камышного мы видели, как наши солдаты ползли в степи по белому снегу в сторону Кастырки и Камышного, и несколько раз атаки захлебывались. Сколько было потом убитых!» (Из воспоминаний В.И. Кожановой.) «Как раз на католическое Рождество, 25 декабря, в станицу зашла наша разведка. У немцев началась паника, они не оставили ни одной машины. Когда наши войска со стороны Дона вошли в станицу, завязались уличные бои с оставленными гитлеровскими солдатами. На выходе из станицы наши догнали фашистов, уходивших в сторону Кастырки. Немцы применили дальнобойные орудия и танки, пустили в ход снайперов, которые прятались в садах, на деревьях. Из местных были убиты девушка, часовой и продавец склада. Военные собрали жителей, в основном, молодежь, и приказали похоронить убитых бойцов РККА. Копали рвы и укладывали замерзших убитых солдат. Было сильное возмущение, когда узнали, что на маленьком клочке земли похоронено 4000 солдат.» (По воспоминаниям А.И. Фисановой, ст. Богоявленская.) Скорее всего это воспоминание о первом бое и последнем захоронении погибших после освобождения хуторов и станицы Богоявленской. В 1943 году в хутор Упраздно-Кагальницкий пришли немцы и всех погнали в станицу Константиновскую, там мужское население посадили в подвал 25-й школы, а женщин и детей спрятали в другом здании. У немцев был наш полицай, он открыл подвал и сказал всем разбегаться. Наутро пришли советские разведчики. Мужчины переоделись в женскую одежду, чтобы не схватили немцы и пошли в свой хутор. От Упраздно-Кагальницкого до Кастырки все поле было усыпано русскими солдатами. (Из воспоминаний К.Д. Зинченко) В том подвале поселковой школы сидела и семья бывшего председателя колхоза хутора Костиногорского Павла Мифодьевича Лозина, приговоренная к расстрелу: супруга – коммунистка, депутат райсовета, и дочь – комсорг бывшего колхоза Екатерина Лозина. Бывший председатель колхоза ушел в город Шахты и скрывался у своих знакомых, но был там предан своим же земляком и после пыток сброшен в шахту. А семью по доносу арестовали, как активистов, и собирались расстрелять. «Такие были страшные бои! Сколько ребят полегло, и все молодые... Около Богоявленской всех собрали и похоронили в двух братских могилах над старым профилем, по 700 человек в каждой. Потом пошли хоронить в Кастырку (х.Кастырский- авт.). (Из воспоминаний Н.П. Дегтяревой, ст. Богоявленская.) Когда на Дону начались освободительные бои, в ст. Богоявленской развернулся госпиталь. Здесь раненым оказывали первую медицинскую помощь.

Бойцы поступали один за другим. Стоны! Чего мы только не насмотрелись: перебитые позвоночники, оторванные руки, ноги. Помню в один день, за какие-то 2-3 часа, поступило 4000 раненых. Многие умирали сразу же. Тела складывали в кучу, а потом зарывали в большую братскую могилу. Медикаментов и перевязочного материала не хватало. Раны промывали керосином... Откуда только у нас, молоденьких девочек-медсестер, хватало сил? (По воспоминаниям А.И. Земляновой) [4] Это воспоминания – о раненых, поступающих, очевидно, с поля боя из-под хуторов Кастырского и Камышного 9 января 1942 года. А сколько еще осталось похороненными в боевой обстановке, в тайне – во время оккупации, после освобождения – по полям, степям, лесам и дворам местных жителей? По военным донесениям 315-й стрелковой дивизии в списках безвозвратных потерь с ноября по декабрь 1942 года на полях боев отставлены десятки убитых воинов и еще десятки потеряны по пути следования, в том числе, и в нашем районе. Большинство из них числятся без вести пропавшими... По свидетельству старожилов, при отступлении немцы разыскивали раненных красноармейцев по дворам, подвалам и сараям, а обнаружив, выводили их и ту же расстреливали. Местным жителям ничего не оставалось делать, как хоронить убитых в небольших углублениях: канавах, воронках. Сегодня эти неучтенные могилы не имеют памятных знаков, храня тайны без вести пропавших воинов. Жители, знающие о захоронениях в своих дворах, спокойно живут с этим, мирно разводя на могилах сады и огороды, строя курятники и свинарники. Мотивация у жителей, имеющих могилы военных лет в своих дворах, не обозначенные памятными знаками, совершенно разная: от безучастного «пусть покоятся с Богом», до жестокого «они нам не мешают». Если прежние хозяева дворов, проводившие захоронения, в основном, знали фамилии погибших, то, умирая или переезжая куда-то, они уносили с собой последнюю информации о погибших. А новые хозяева сравнивали безымянные могильные холмики, подготавливая участок под застройку или расширяя территорию хоздвора. (Факты, выявленные проверками поисковиков). Есть факты самостоятельного перезахоронения останков, обнаруженных в углу участка, а предметы, найденные в могиле, по которым можно было установить имя погибшего, растянуты по карманам или просто выброшены. А ведь кто-то до сих пор ждет весточки о своем отце, брате, дедушке... Интернет пестрит объявлениями с просьбой найти без вести пропавшего солдата. Ежемесячно приходят запросы в военные комиссариаты страны. Каждую неделю приходят, звонят поисковикам люди с просьбой найти их родственника, погибшего в годы той жестокой войны. Но, к великому сожалению, сегодня чаще преобладают человеческие равнодушие и жестокость... Только в январе 1943 года жителями района захоронено 198 воинов Красной Армии, чьи документы переданы в константиновский военкомат.

По акту командира 91-го стрелкового полка гвардии майора А.Д. Епанчина, заместителя командира полка по политчасти гвардии майора Е.Х. Шварца, помощника начальника штаба гв. старшины (фамилия неразборчиво), начальника штаба по учету гв. старшего лейтенанта В.В. Карташова: «С 18 по 21 января 1943 года 91-й гв. СП. в составе трех батальонов и спецподразделений вел ожесточенные бои за ст. Нижне-Кундрюченскую против превосходящих сил противника. В этих боях полк выбил врага с занимаемых укрепленных пунктов и занял окраину станицы. После чего противник ввел в бой танки и свежие силы пехоты. Полк вынужден был отойти, оставив в станице тяжелораненых и трупы убитых бойцов. Оставшиеся в станице вошли в безвозвратные потери полка. Форму № 2 в Центральное бюро послать не можем ввиду неизвестности оставшихся. Таких насчитывается 52 человека». Подписи. «Мы, нижеподписавшиеся, командир 88-го Гвардейского стрелкового полка гвардии подполковник Д.В. Казак, заместитель по политчасти гв. капитан Михальков, начальник штаба гвардии капитан Додаковский и помощник начштаба гвардии лейтенант В.Г. Понаморев подтверждаем, что во время боевых действий в тылу противника под хуторами Авиловским и Вербовным были уничтожены вместе с выбывшими из строя писарями рот и батальонов личные списки (форм. № 4) 1-го и 3-го батальонов. Эти же списки в штабе были уничтожены при бомбежке в х. Старая Ротовка, вместе с подводой и лошадьми. По вышеуказанным причинам списки безвозвратных потерь в центральное бюро потерь на 451 человека высланы быть не могут.» Подписи. Подобный акт от 31 марта 1943 года подписан командиром 84-го полка 33-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии майором Б.М. Гольтманом, замкомполка по политчасти гвардии майором Д.И. Суровцевым и помощником начальника полка по учету гвардии лейтенантом Бронниковым. Подтверждение тому есть в воспоминаниях подростка военных лет Д.П. Осипова, жителя ст. Николаевской Константиновского района. «Возле нашей землянки в хуторе Вербовом немцы установили одно из нескольких больших орудий. Под вечер немец нагородил возле орудия кучу ящиков, как подмостки, влезал на него и смотрел в бинокль на снежную степь. Когда начало смеркаться, нашу землянку содрогнула канонада выстрелов немецких орудий. Выглянув наверх после некоторой паузы, я заметил, что немец опять рассматривает уже ночную степь. Не успел я спуститься в землянку, как опять начался обстрел немецкими орудиями донской степи. Ранним утром немецкая артиллерия снялась и ушла из хутора. Мы, подростки, решили пойти посмотреть, куда стреляли немецкие пушки. Пройдя несколько сотен метров по направлению артогня немецких орудий, мы увидели страшную картину. На фоне окровавленного, изрытого воронками заснеженного поля было несколько искорёженных орудий, и кругом много разбросанных останков тел красноармейцев и командиров. На месте боя не было ни одного убитого или живого человека – только куски тел, оторванные ноги, руки, головы. Эта картина внушала только ужас войны! Разбросанные снаряды и остатки от повозок, убитые лошади... Скорее всего, наши артиллеристы пытались занять оборону. Были видны начатые приготовления для окапывания орудий. Но немецкий наблюдатель их засек, вот и атаковал в самый не подходящий момент. Мы обошли вокруг территорию боя и не нашли следов отступления артиллеристов. Видимо, они все там и погибли, не сделав ни одного выстрела».

«1945 г. Эвакогоспиталь № 2647. В алфавитном списке безвозвратных потерь «...в графе 6 не указывается № могилы вследствие того, что в 1943 г. нумерация могил не проводилась. Начальник э/госпиталя майор м/службы Буковский.» И это только часть документов, подтверждающих отсутствие точной информации о захоронениях убитых воинов Красной Армии в период боевых действий. По сведениям подростков военных лет нашей области, с которыми нам, поисковикам, довелось побеседовать, много захоронений устраивали прямо на полях сражений, в которых было от одного до нескольких тел в каждом. «В феврале – марте 1943 года мы пацанами болтались по полям, выходили на профиль смотреть, как продвигались колонны наших войск на запад. Однажды около дороги, между хуторами Кастырским и Упраздно-Кагальницким, мы обнаружили прикопаных человек 6–7 красноармейцев, погибших в ходе наступления в январе 1943 года. Они, неизвестные, очевидно до сих пор остались лежать у полотна дороги». «Весной 1943 года, на поле, между хуторами Костиногорским и Михайловским мы нашли обгоревшие останки советского солдата, положили тело в ближайший окоп и присыпали его землей. Многие братские могилы не перенесены и оставлены на бывших полях сражений. Сегодня большинство этих мест запаханы или поросли диким кустарником или лесом. Весной и летом находили еще несколько полуистлевших тел советских солдат, кого-то перенесли в братские могилы, а кого-то похоронили на месте, в лесу, на берегу Дона. А где эти захоронения сегодня, разве упомнишь?» (Из разговора с Н. Шевченко, х. Костиногорский.) О перезахоронениях останков этих воинов других сведений у нас пока нет. Из письма ветерана войны Марии Алексеевны Ершовой по поводу розыска могилы без вести пропавшего ее брата Г.А. Кравченко: «Шли ожесточенные бои, армия наступала, части двигались, преследуя противника, и не было возможности хорошо обследовать район боев, чтобы собрать все трупы погибших и вывезти тяжелораненых. Поэтому трупы погибших, обнаруженные и захороненные местными жителями, для командиров частей остались как пропавшие без вести». «После боев января 1943 года мы, в основном, женщины, старики да подростки, свозили убитых красноармейцев с полей сражений и хоронили в братских могилах. Зима была морозной, а тела – замерзшие в тех позах, в каких погибли. Документы какие-то собирали, если они были в карманах или доступны к изъятию. Хоронили по несколько сотен во рвах по обе стороны дороги за станицей Богоявленской». Эти рвы (траншеи, канавы), по рассказам очевидцев, немцы заставляли копать местных жителей. Траншеи предназначались для сбора воды, стекающей с дороги, а впоследствии использовались немцами для захоронения убитых в ходе первых боев в январе 1943 года воинов Красной Армии». (Из воспоминаний Марии и Зинаиды Даниловны Костроминых, жительниц ст. Богоявленской.) А вот воспоминания Зинаиды Степановны Чукановой, жительницы ст. Богоявленской Константиновского района: «Среди освободителей нашего хутора были совсем молодые ребята, которые смело шли в бой, не щадя своей жизни. Когда нам, работникам местной станичной администрации, пришлось в 50-х годах заниматься перезахоронением солдат и командиров Красной Армии, павших в 1943 году, мы вскрывали братские могилы, и, обнаружив там еще не разложившиеся останки, в целях санитарной безопасности зарывали могилы обратно. Перезахоронить удалось только часть погибших. Хорошо помню, что рядом со станицей Богоявленской была могила человек на 27-30, по списку. Другие две – по несколько сотен. А в поле за мостком и далее, за лопатиной, ближе к х. Кастырскому, за Плакучим курганом была большая могила, где зимой 1943 года захоронено более 1000 человек. Сверху часть бойцов находились в шинелях, уложенные рядами. Хоронили зимой в морозы, количество убитых большое, вот и оставались трупы, еще не распавшиеся. Некоторые могилы в районе хутора Кастырского так и не нашли». О большом захоронении вспоминают и другие жители станицы, свидетели тех событий. Но с тех пор, в связи со строительством новой окружной дороги Шахты – Цимлянск ландшафт местности изменился. И где теперь находятся эти братские могилы, определить трудно...

Часто для массовых захоронений использовались старые силосные ямы, которые и по сей день хранят свои ужасные тайны... Ежегодно, с ранней весны и до поздней осени, поисковики энтузиасты России ищут неучтенные захоронения и останки бойцов РККА, оставленных на полях сражений и, найдя, перезахоранивают их, сообщая родственникам павших, и тем самым уменьшая тысячные списки пропавших без вести. В течении ряда лет поисковики областного поискового клуба «Память-Поиск», несколько раз посещали хутор Кастырский и каждый раз выявляли всё новые и новые места, где по памяти бывших и нынешних жителей хутора лежат в одиночных захоронениях останки солдат прошедшей войны. Подобные места есть не только в данном донском хуторе. Много таких захоронений находится и в черте г. Константиновска, и в других населенных пунктах, и не только в нашем районе. Только за 2013 год списки погибших на территории Константиновского района пополнились десятками новых имен ранее без вести пропавших советских воинов. По архивным документам, актам о расстрелах на территории Константиновского и Николаевского районов, немцы расстреляли по подозрению в партизанской деятельности жителей Куликовки Иллариона Куканова и Стефана Семенцова. По рассказам местных старожилов, они спрятались, чтобы немцы их не угнали в Германию. Согласно архивным документам, случаи расстрела жителей, отказавшихся уходить с немцами, имели место и в других донских хуторах и станицах Константиновского района. (Часть актов расстрела немецкими оккупантами пленных и мирных жителей публиковалась на страницах районной газеты «Донские огни» Т. Павлуненко, заведующей архивным отделом районной Константиновской администрации). 33-я, 24-я гвардейские и 387-я стрелковые дивизии с 6 января вошли в состав 1-го Гвардейского корпуса и продолжили освободительные бои на территории Константиновского района. 7 января 1942 года, к исходу дня, освободив хутор Суворов и станицы Мариинскую и Николаевскую, войска 1-го Гвардейского корпуса РККА вышли на рубеж реки Кагальник. (А.Г. Ичев. «Донская казачья станица Мариинская».)

«В нашем дворе стояла немецкая пекарня, и жили четыре пекаря. Немцы праздновали Новый год. Вдруг неожиданно к маме прибежали пекари и с криками: «Матка, русс Котельниково!», быстро собрались и уехали. Через некоторое время к нам зашли два наших разведчика, а на краю станицы еще гремели гусеницами немецкие танки. Спустя два дня красноармейцы выстроились для дальнейшего марша на улице Центральной. Внезапно раздались выстрелы из здания библиотеки. Немец убил одного красноармейца, после чего началась зачистка станицы от остатков немецкой армии. Красноармейцами было выловлено несколько немецких стрелков и расстреляно на территории немецкого кладбища в районе станичного ДК». (По воспоминаниям Т.И. Долговой, жительницы ст. Николаевской.) После неудачной попытки освобождения станицы Богоявленской и хутора Кастырского гвардейцами 70-го СП 24-й гв. СД, оборону на данном рубеже занимает 387-я стрелковая дивизия, где с 10 января погибают красноармейцы и офицеры 1271-го стрелкового полка. (В двадцатых числах подразделения этой дивизии сражались за освобождения х. Михайлова, где погиб заместитель командира роты младший лейтенант Михаил Васильевич Кутмеев). Старший лейтенант Степан Кузьмич Окрименко, командир третьей батареи 949-го артполка 387-й СД, образцово выполнил боевую задачу в бою за ст. Богоявленскую. 10 января 1943 г. он обеспечил бесперебойным артогнём постоянную поддержку и быстрое продвижение пехоты, в результате чего противник был выбит из станицы. В дальнейшем ходе боя командир батареи подбил один немецкий танк и две автомашины противника. Удостоен правительственной награды – ордена Красной Звезды. 12-го января от Кастырского до Камышного с боями пробивается 1095-й артполк 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Командир 1-й батареи, старший лейтенант Григорий Александрович Сатников, за освобождение в феврале донских хуторов представлен к награде орденом Красной Звезды. 13 января в госпитале 387-й стрелковой дивизии (471-го ОМСБ), расположенном в ст. Николаевской, умирает воентехник 2-го ранга 1095-го артполка Тимофей Васильевич Каянкин. В последующие холодные январские дни умирают: мл. лейтенант Иван Степанович Ковтун (72-й гв. СП 24-й гв. СД), лейтенант Николай Григорьевич Рыбаков (1271-й СП), старший лейтенант Александр Николаевич Иванов (1095-й АП), лейтенант Николай Иванович Тимохин (33-я Гв. СД), младший лейтенант Мигдай Курбатов (73-й гв. СП), младший лейтенант Леонид Степанович Хохляков (1271-й СП). Все они и другие умершие в госпитале похоронены на гражданском кладбище станицы. 417-й медсанбат до 20 января принимает раненных в станице солдат и офицеров 24-й и 33-й гвардейских и 387-й стрелковых дивизий. С 20 по 23 января медсанбат принимает раненых в освобожденном хуторе Камышном, откуда переезжает за Дон в хутор Ажинов. В Камышном похоронены умершие в госпитале курсант Дмитрий Федорович Гулич и старший лейтенант Алексей Евсеевич Постников (1271-й СП). Многие из раненых умирали от переохлаждения и гангрены. (ЦАМО 58/А-71693/2218.) Судя по воспоминаниям ветерана Анкудинова, еще до 17 января 1943 года немецкие части покинули территорию хутора Камышного и в ночь с 17 на 18 в спешном порядке переправлялись по ледовой переправе в поселке Константиновском. Началом боевого пути 4-й стрелковой дивизии в наших краях были бои в Николаевском районе 8 января 1943 года. Согласно опубликованным ранее источникам, 7 января 1943 года 8-й гвардейский полк с двумя гвардейскими батареями 23-го артполка и гвардейцами отдельного 9-го противотанкового дивизиона, занимает оборону в хуторе Ново-Россошенском. Командный пункт дивизии расположился в х. Кухтачи (Кухтачеве), где и произошло первое сражение 4-й гвардейской дивизии с танками и пехотой противника. В книге «Освобождение» есть упоминание о героических сражениях гвардейцев, принявших первый удар врага. 8 января в районе хутора Алифанова Николаевского района шли бои. (Хотя этот хутор находится в Тацинском районе Ростовской области.) По другим сведениям, бои шли в Николаевском районе. Возможно, фронт боевых действий был широк и захватывал несколько населенных пунктов двух районов. Но в списках о безвозвратных потерях, к сожалению, много путаницы. Определить в таких случаях, где на самом деле погибли воины, нелегко. Сегодня главная цель – занести имена всех, погибших за наше будущее, в Книги Памяти городов и районов, на обелиски братских могил.

Гвардии лейтенант Филипп Павлович Улитин, командир взвода противотанковых орудий 9-го отдельного дивизиона (ОГИПТД), при отражении танковых атак противника уничтожил два вражеских танка. Будучи раненным, истекая кровью, он не покинул поле боя и продолжал уничтожать врагов гранатами. Погиб смертью храбрых. Посмертно награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Командир орудия, гвардии сержант Михаил Евстафьевич Мальцев, при атаке 30-40 танков и до полка пехоты противника, прямой наводкой уничтожил два средних танка и до 20 человек фашистских солдат. Награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Наводчик противотанкового орудия, младший сержант Федор Михайлович Поздняков, в бою с 18 немецкими танками уничтожил один танк противника. Раненный, он не оставил поле боя и подбил второй танк. Награжден медалью «За отвагу». Наводчик орудия, старший сержант Григорий Иванович Ванчиков уничтожил один танк и до 15 солдат противника. Награжден медалью «За отвагу». Красноармеец Николай Борисович Малашкин, орудийный номер 2-й батареи в составе орудийного расчета, подбил танк противника и уничтожил 18 гитлеровцев. Дважды раненный, не покинул поле боя, обеспечивая орудие боеприпасами. Погиб смертью храбрых. Посмертно награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. Водитель 9-го ОГИПТД, красноармеец Василий Степанович Лычагин под сильным пулемётным огнем противника с расстояния 100-150 метров вывел автомашину на пробитых скатах вместе с орудием и расчетом из зоны окружения. Награжден медалью «За боевые заслуги». Гвардии старший сержант Евгений Фиофилактович Лиссов, помощник командира батареи по политчасти, при выходе из окружения в районе х. Кондакова в упор расстрелял расчет вражеского станкового пулемета, который задерживал выход группы советских бойцов и командиров. Уничтожив 25 немецких солдат и офицеров, вывел группу бойцов из окружения. Награжден медалью «За отвагу». В этих ожесточенных боях отличились гвардейцы 5-й отдельной роты связи: начальник рации РБ старший сержант Василий Анастасьевич Кириловский и ефрейтор Вера Максимовна Носова. Находясь с 9 по 11 января в результате окружения в тылу противника, спасая радиостанцию, они не прекращали вести связь со штабом дивизии и соседними подразделениями. Награждены медалями «За отвагу».

Гвардеец старший сержант Мищихин Сергей Алексеевич, комадир орудия, в бою 10 января под хутором Чумаковым, прикрывая отход пехоты своей дивизии, уничтожил до 50 фашистов. Не оставил поле боя до полного уничтожения орудия от прямого попадания вражеского снаряда. Награжден орденом Красной Звезды. Гвардии сержант Горбачев, командир орудия, прямой наводкой подавил огонь автоматической пушки противника в районе х. Почтового. 9 мая 1943 года награжден орденом Красной Звезды. Командир батареи 23-й артполка, гвардии старший лейтенант Анатолий Яковлевич Чернышев, в бою 10 января под Чумаково-Россошенским, при атаке противником опорного пункта батареи уничтожил два танка и до 50 гитлеровцев, чем обеспечил отход врага. Награжден орденом Красной Звезды. Из воспоминаний местных жителей о тех многодневных кровопролитных боях: «Наши разведчики пришли под Рождество. Потом выбили немцев из хутора Кухтачева, но бои продолжались еще девять дней». (А.Д. Вифлянцев.) «Под Рождество немцы начали отступать. Они были на машинах, а наши шли пешком. Одежда у наших солдат была потрепанная, обувь – кто в чем, ноги перемотаны тряпьем». (С.А. Беденко.)

Выше от Тацинского района и по Северскому Донцу освободительные бои ведут 315-я, 258-я, 40-я и 4-я стрелковые дивизии. 300-я дивизия вступает в бой 10.01. в районе Семикаракорской и Ново-Золотовки, тесня противника вместе с гвардейцами 3-го танкового корпуса. При освобождении станиц и хуторов Раздорского района часть воинов дивизии погибла и на территории нашего района. При освобождении ст. Нижне-Кундрюченской, в результате неоднократного штурма и отступления полков 300-й дивизии, на территории нашего района погибли лейтенанты Ненашев П.В., Абдурахманов К.Д., Глазков М.Г., Цынман Д.М., сержант Гурбич И.М. и 16 красноармейцев. Похоронены в братской могиле ст. Раздорской Усть-Донецкого района. С первых дней января погода стояла относительно стабильная, небольшие морозы иногда к вечеру усиливались, но не превышали 10-15 градусов. Наступательное продвижение частей дивизии затруднялось на пересеченной местности большим количеством балок. Ближе к рождественским праздникам морозы усилились, а к вечеру донские степи застилала мгла. Видимо, еще не успевший остыть воздух донских балок, смешиваясь с холодным воздухом надвигающихся морозов, порождал густой туман, что затрудняло передвижение колонн 315-й стрелковой дивизии, вошедшей на территорию Николаевского района Ростовской области. Впереди стрелковых полков шли разведчики и саперы. Более опытные бойцы старались следить за молодым пополнением, помогая им сориентироваться на местности. Ведь в такую погоду нетрудно было заблудиться в ночном марше и попасть в лапы к врагу. Но все равно такая мерзкая погода сделало свое коварное дело, и десятки бойцов дивизии отстали по пути следования. После Рождества морозы усилились, начинались метели, что опять осложняло продвижение передовых частей дивизии.

По воспоминаниям ветерана 33-й Гвардейской стрелковой дивизии, (идущей параллельно с 315-й СД), Д. Травкина: «Мороз стоял до 30 градусов, валил снег, и свободный степной ветер создавал снежную круговерть. Прекращается пурга, сразу же садится густой туман. Командиры беспрерывно сверяют свои топографические карты с местностью, а она со всех сторон одинаковая. С большим трудом находили малозаметный ориентир, чтобы продвигаться в западном направлении. В задачу 700-го отдельного учебного саперного батальона 315-й СД входила: подготовка и содержание путей движения войск, форсирование водных преград, добыча и очистка воды, преодоление вражеских заграждений и препятствий, требующих специальной подготовки личного состава. Поэтому саперы шли в авангарде стрелковых полков. В сложных погодных условиях саперы командира роты И.М. Подорогина 10 января вступают в бой с хорошо закрепившимся противником у хутора Кухтачева Николаевского района. В неравном бою погибают: командир роты младший лейтенант Подорогин Иосиф Михайлович, командир взвода старшина Орлицкий Алексей Иванович, командиры отделений сержанты Логачев П.П., Бивзюк П.И., курсанты: Доманов П.С., Селиверстов Н.Н., Шаромыгин Н.М., Крюченко С.Г., Коленов В.А., Никулин А.Н., Алынин В.Ф., Дингул Н.И., восемнадцатилетние Астафьев Н.С., Филатов С.А., так и не ставшие специалистами инженерных войск.

Из военных сводок: «11 января. 33-я гв. СД, стрелковый полк 387-й СД обороняет Кондаков, Ермилов, Савельев. В результате атаки противника силою до 50 танков (25 из них – тяжелые), в 16.00 оставлен колхоз им. Калинина. Войска фронта 12.01 ведут оборонительные бои... за Вифлянцев, Кондаков, Савельев, Богоявленскую...

В хуторе Топилине Семикаракорского района находился передвижной госпиталь 141-го ХППГ, где от ран и болезней умерли около 150 воинов 33-й и 24-й гвардейских дивизий и других воинских подразделений, освобождающих наш район от фашистских захватчиков.

Наша первая книга ПО "Донской". Издательство "Альтаир" г. Ростов-на-Дону. 2014 г.